Том 1. Русская литература - Страница 207

207

Бекетовщина представляет из себя уравновешенное, гармоническое, дворянско-культурное целое. Бывшие богатые (а ко времени рождения Блока значительно обедневшие) дворяне, Бекетовы нашли себе выход в науке, где заняли почетное место. Не прерывая с религиозными традициями, с дворянской верностью уюту, добрым нравам усадебной поэзии, Бекетовы легко и просто соединили с этим либерализм, розовое просвещенство в духе уважения к Искусству и Науке с больших букв.

Бекетовы были глубоко порядочны, незлобивы, общественны и, при известной доле в сущности совершенно невинной прогрессивности, глубоко традиционны. Все это как нельзя лучше укрепляло в Блоке те дворянские черты, которыми он был прикреплен к своему классу. Но вместе с тем мы знаем, что мать Блока была наклонна к мистике, что она была эпилептоидом, и эпилептические припадки все больше учащались к концу ее жизни. Таким образом, со стороны Бекетовых были повышенная нервозность, патологические предрасположения.

Все это, взятое вместе и погруженное в противоречивую, бурную действительность того времени, и создавало почву, на которой произрастали глубоко болезненные мечты Блока, в цветы которых превращалась в его психике действительность.

Но если психобиологические предрасположения Блока были особенно вероятны как раз в таком классе, как тогдашнее дворянство, то, с другой стороны, творящая своего поэта социальная среда ищет себе рупор, ищет себе инструмент, который был бы наиболее приспособлен к той музыке, создание какой и есть задание этой творящей среды.

Когда поэт начинает свое общественное служение, когда он издает свои первые песни и на дальнейших, ближайших к первой ступени, этапах лестницы, он может быть откинут или признан. То обстоятельство, будет ли он признан теми или иными прослойками современного ему общества, какими именно и насколько именно, могущественнейшим образом влияет на весь дальнейший его путь, на самый его поэтический облик.

В Блоке имелись все задатки стать тем пророком, мечтателем, тем поздним романтиком дворянства, тем Новалисом заката русской помещичьей интеллигенции, каким он стал. Если бы у него не было соответственных психобиологических предпосылок, если бы он был, скажем, здоровее, четче, уравновешеннее, то он был бы более или менее не нужен своему времени, по крайней мере тем в некоторой степени доминирующим тогда слоям интеллигенции, которыми он был фактически поднят на щит.

Если образ мыслей Блока создан был его классом и его эпохой, то способ выражения этих мыслей, не столько даже мыслей, сколько эмоциональных комплексов, был определен его психобиологической природой, которая, однако, определялась наследственно, в которой отражалась психобиологическая расшатанность его класса (как выражение его социальной судьбы). Притом же его класс (с прибавлением, как мы уже сказали, родственных толп буржуазной интеллигенции) в его эпоху принял его как своего глашатая, дал ему славу, вдохновил его в качестве поэта своего времени, то есть творца каких-то больших и нужных ценностей, именно постольку, поскольку самая болезненность — или по меньшей мере крайняя оригинальность — психического уклада Блока делала его наиболее подходящим для создания той символической поэзии, колеблющейся между поэтически-высокомерно приподнятым отчаянием и разнообразной, жадно шарящей впотьмах, мечтой о каком-то искуплении от ужасов жизни, какая соответствовала потребностям признавшего его социального заказчика.

Глава вторая. Блок-музыкант

В своих воспоминаниях об Александре Блоке близко и тонко знавшая его М. А. Бекетова констатирует, что Блок в обычном смысле слова был не музыкальным человеком, то есть музыку он чрезвычайно любил, очень сильно испытывал на себе ее действие, но сам ни на каких инструментах не играл и не обладал хорошим слухом, то есть прежде всего способностью воспроизводить слышанную музыку. Однако тут же М. А. Бекетова прибавляет, что Блоку присуще было необычайное чувство ритма. Сам Блок в известной степени подтверждает это суждение в письме к Андрею Белому:

...

«Я до отчаяния ничего не понимаю в музыке, от природы лишен всякого музыкального слуха, — говорит он, — не могу говорить о музыке как об искусстве ни с какой стороны».

Но он прибавляет к этому нечто еще более важное, чем отмеченное Бекетовой чувство ритма.

...

«Таким образом, — говорит он, — я осужден на то, чтобы вечно поющее внутри никогда не вышло наружу».

Блок констатирует этим, что внутри его жила некая постоянная песня, некое музыкальное начало, вряд ли организованное мелодически, скорее, очевидно, состоявшее из ритмической смены эмоций, нарастаний и падений, — словом, из какой-то динамически более или менее организованной жизни чувств, настроений, аффектов, крайне родственное с тем, что Блок, очевидно, переживал, слушая музыку.

Так как реально звучащая музыка имеет свою силу не столько в самой материи звука, тона, сколько именно в динамических соотношениях, нарушениях равновесия и его восстановлениях, то очевидно, что Блок, с его слаборазвитым «звуковым» аппаратом (воспринимающим и творческим), обладал, тем не менее, выдающимся аффекциональным динамическим аппаратом. Музыка вызывала в нем глубокие, разнообразные, могучие волнения. Но эти волнения переживал он и без музыки, причем они просились наружу, но, не находя себе выхода в чисто тональном творчестве, они находили его в творчестве словесном.

207